среда, 27 января 2016 г.

... Адже після нас повинно щось зостатися! ...

Мені страшно, що колись прийде час і людям не буде про що ностальгувати. Щезнуть такі речі, які зберігають спогади.
Зовсім зникнуть млосно-бліді шпалери, які вкривають по-дитячому розмальовані та по-юнацьки розписані стіни.
Зникнуть пошарпані зошити на зламаній спіралі, з нотатками, з думками, що колись здавалися дорослими. Смішно.
Мабуть, скоро зовсім зникнуть бумага та чорнила, і дітей у школі одразу вчитимуть друкувати.
Першокласники вже не будуть схожі на сотні попередніх поколінь. замість ранцю, що в рази більший самих школяриків, вони нестимуть на уроки планшети.
Якщо взагалі існуватимуть школи і хтось виходитиме із дому.
Так задовбала ця віртуальність.
У кожної людини має бути дешева, нікому непотрібна, потерта, порепана, стара згадка, бодай про одну таємницю, чи то зустріч, чи гулянку... любов?
Нас не знищать роботи-кіборги, як модно було вірити у 80-90-ті. І навіть не зомбі, як дехто вважає тепер.
Людство зруйнує його, так званий, прогрес.
Вже зараз не обов'язково думати. Зроблено все задля комфорту. Шкода, що диванне прозябання звикли вважати комфортом.

А президента обиратимемо лайками.
І всі емоції замінять смайли.
А, загалом, про що це я?
Ми вже так і живемо.

Соромно, панове!
Подумайте про старість.

Залиште речі, які збережуть ваші спогади! Розмалюйте стіни, назбирайте на морі мушлів і складіть у дерев'яну скриню.
Створіть собі спогади.
Не нищіть те, що через роки виклече ностальгію - сумну радість за насичене життя.

14.08.2013.

© Вікторія Петрова

вторник, 26 января 2016 г.

Професійне

2.06.2013.

Один знакомый однажды спросил меня, на какой специальности я учусь. Я ответила: "Издательское дело и редактирование". И тогда мне пришлось опешить от вопроса: "А что, этому еще и учатся?!". И не столько вопрос, сколько тон возмутил меня - насмешливо-снисходительный.
Я не была готова в тот момент к спору с этим человеком, но ответ возник сразу и, кажется, навсегда. Именно этим и объясняется проблема издательской и книгопопуляризаторской сфер, книги и чтения - в принципе, образованности и воспитанности - в некотором смысле, где-то отдаленно и малоаргументировано - статуса и уровня жизни страны; тем, что многие, очень многие, а самое страшное, и многие очень влиятельные люди считают, что этому делу учится не надо. Люди видят в нем возможность быстрой и высокой прибыли. Да, издательская индустрия может приносить большой доход. И даже тем ее владельцам, которые совершенно в ней не смыслят и считают, что нет в ней ничего сложного и особенного, не зная о многих тонкостях, подводных камнях и возможностях. В ущерб стране, в ущерб поколению. В ущерб себе. В морально-интеллектуальном смысле.
Я не хочу сказать, что выход - это снять с должностей или лишить собственности всех некомпетентых и неквалифицированных. Я не вижу выхода и только в том, чтобы научить их и других последующих азам и специфике издательского дела.
Это только шаг. И он лишь теоретический. Это невозможно априори. И не стоит обольщаться на этот счет.
Бюрократия, глупые формальности, коррупция - неотъемлемые части любой масштабной сферы деятельности. Любого государства. Политологи объяснят Вам в какой степени и где. Они лучше расскажут, как должно быть в идеале в том или ином режиме. И чем каждый из них хорош.
Журналисты же расскажут, как может быть. Хорошие журналисты. Которые быстро исчезают из поля видимости. Потому что могут сказать...
"Может" и "должно" - не одно и то же. То, что "может быть", может быть, однажды и случится. То, что "должно" - никогда.
Я не верю в людей, в человечество.
Я не верю власти. Я, порой, не верю себе.
Но я верю в человека как в индивидуальность.
И выход не в революциях, не в оппозициях, не в снятиях с должностей и даже не в смене государственного режима или очередной власти. Ни в чем таком.
Просто каждый из нас должен заниматься своим делом. Должен знать его, стремиться к этому. Должен быть научен тому, что делает. Теорией, практикой, опытом.
Не должен нестись к призрачной цели возрождения человечества и тому подобным, не замечая и сметая то, что на самом деле необходимо делать. Должен видеть мелочи, из которых складывается невероятно объемное, многогранное и многофункциональное будущее. Как из мгновений складывается жизнь.
"Не думай о секундах свысока".
Спасибо Рождественскому за простую и главную истину.
И тогда то, что "может", быть может, таки однажды случится.

© Вікторія Петрова

Почему мы не будем счастливы

Свобода в действии. В возможности не бояться сделать - не сказать.
Тот, кто молча делает, всегда сильнее того, кто громко кричит. Часто - ни о чем. Невозможно кричать о важном. Главное - в тишине.
Тот, кто чувствует себя рабом, навеки останется рабом.
А победит тот, кто выбирает средства, руководствуясь целью, а не тот, кто слепо хватается за камни и взрывчатку ради будущего с девизом "по ходу разберемся".
Справедливость слишком неадекватна человеческому субъективизму. Справедливость - это нечто идеальное, совершенное и безапилляционно объективное. Потому мы считаем, что ее нет. Мы просто не способны ее увидеть своими априори к чему-то ангажированными сердцами.
Мы не можем видеть справедливость, поэтому человечество никогда не поймет, что "начни с себя" - это не просто слова. Это основа мироздания.
Никто никогда в полной мере не поймет, что Земля засорена потому, что кто-то когда-то бросил мусор в чистоту. А кто-то другой не посчитал это неправильным - и бросил еще.
Никто не осознает, что убийство существует потому, что один из библейских братьев решил,что это выход. Что забрать легче, чем заработать. Чиновники берут взятки потому, что кто-то когда-то кого-то впервые подкупил. Кто-то когда-то решил, что так проще.
Мы заслуживаем того, что у нас есть. Мы, видимо, где-то согрешили меньше, чем индийцы. Поэтому не живем двадцатью пятью тысячами на трех тысячах квадратных метров. Мы не болеем проказой в мире, где даже медики забыли это слово.
Но наши души страдают больше, чем тела прокаженных. У них отняли (точнее, им не дали) цивилизацию, чистоту, санитарию. А нам забыли вложить в души Любовь. И это гонит нас "кровавыми походами" за ней. Мы идем за нее драться, убивать, бороться. Мы не знаем, что Любовь - это не крепость, ее не завоевать. Мы не знаем, что не бывает войн за мир, секса за девственность, пьянок за трезвость.
Любовь ищет нас, она знает, что о нас забыли. И каждый отвоеванный шаг - шаг в противоположную сторону. Наши военизированные поиски мира и добра ни что иное как искуссное заметание следов.
Скорее всего, люди никогда этого не поймут и не услышат. Скорее всего, наша задача - передать это знание (пусть и не примененное) следующему поколению. Скорее всего, оно тоже сохранит Его нетронутым для других. А ведь всего-то и нужно, что заниматься своим делом. Всего-то и работы - не делать того, чем попрекаем других.
Скорее всего, это Знание просто настолько, что приученные к вычурным терминам и сложноподчиненным предложениям, наши головы не смогут его раскодировать никогда.
Но те, кто прийдет после, не будут нуждаться в нем. Они будут открыты для Любви, они будут носить ее в себе. Им не важно будет, на каком языке говорит тот, кто стоит рядом. И что ел на завтрак тот, кто отдает приказы.
Мы не заслуживаем Любви. Мы не готовы. Нам интересно, кто с кем спит, нас впечатляют кровавые побоища, мы хуже детей ведемся на провокации, мы не можем даже увидеть то, что имеем. Мы любим только есть, драться и искать "несколько легких способов побороть свою лень". Мы не хотим понять, что единственный способ побороть лень - заниматься своим делом.
Любовь никогда не найдет нас. Мы слишком близко, но по другую сторону сознания. Мы слишком часто шутим о смерти. Мы слишком самонадеянно кричим, что любви нет. И никогда не узнаем, что любовь просто боится криков.
Мы будем кричать, что Любовь мертва и затыкать уши, чтобы не слышать чужого нытья. А Любовь в это время будет стоять за нашей спиной и тихо звать нас по имени.
Но мы не услышим. И мы не прийдем. Потому что нас с детства учат, что нельзя звать по имени тех, с кем случилась истерика.


январь, 2014