Елена Панкратова, психолог Службы кризисной помощи: «Вкладыванием своего внимания в негатив мы увеличиваем войну»

«Кроме войны есть созидание. И именно этим мы должны заниматься. Здесь, сейчас и вообще. Делать мирные дела. Заниматься насущными проблемами. Нечем заняться – займись собой. И не паникуй. Если нет возможности помогать армии, займись полезными делами для себя. Это создает тот мир, за который они воюют и в который они вернутся».

 Никто не может рассказать нам о чувствах и переживаниях наших бойцов лучше, чем психологи, которые работают с ними. Никто не может дать нам совет, как помочь солдату лучше, чем они, люди, которым открываются головы и сердца военных зоны АТО. И с одной из этих людей, психологом, который с начала военных действий регулярно консультирует, практикует, ездит в зону военных действий, помогает бойцам, их семьям, семьям погибших героев и временным вынужденным переселенцев – Еленой Панкратовой мы говорим сегодня.

• Как началась ваша волонтерская деятельность, как вы пришли к пониманию, что это нужно, что это правильно?
•  От потребностей и от способностей. Я, допустим, не могу собирать теплые вещи, я не могу участвовать в митингах – часто. Зато у меня есть профессия и навыки, которые могут кому-то помочь. У меня есть свободное время, которое я могу потратить на помощь, используя свои профессиональные навыки. И от этого должны отталкиваться все. Каждый должен помогать в силу своих способностей и возможностей, не впадая в крайности и не отдавая последнее. У всех есть семья, дом. И надо сначала подумать, чем ты будешь кормить ребенка, оценить свои возможности, способности и потом в силу сложившейся картины помогать, чем можешь.
•    Расскажите о кризисном центре и о его работе.
•    Это абсолютно волонтерская организация, которая берет свое начало от Майдана. У нас не  было такого понятия как «кризисная помощь» и вообще «военная психология». Потому что не существовало, как таковой, и армии. Военных психологов около 150 на всю Украину. В масштабах страны – это ничто. Подготовка, реабилитация, помощь, отбор, адаптация – сейчас всего этого нет на профессиональном уровне. Мы сейчас на базе нашей службе пытаемся говорить именно о профессиональной подготовке, отборе бойцов к службе. И, возможно, пройдя такую практическую школу, впоследствии кто-то из наших специалистов и волонтеров станет у основ военной психологии Украины.
• Что для Вас самое сложное в работе? Для Вас и волонтеров – ведь сейчас об этом мало кто задумывается.
•  Самое сложное – это хоронить тех, с кем работал. Ты, естественно, привязываешься, это уже свои, родные ребята, вот только вчера ты с ним разговаривал по телефону, а сегодня его убили. Да, это самое сложное. Но такое, к  счастью, случается не так часто. А так это, конечно, трудно. И  в физическом смысле тоже. Нам, психологам, тоже нужна разгрузка, реабилитация. Мы делимся опытом, как-то друг друга поддерживаем, потому что никто не был готов к такой ситуации и такой работе. Я, как частный психолог, вообще не специалист в области травм. Хотя за эти 5 месяцев уже каждый может назвать себя специалистом. У каждого больше 150 консультаций и десятки клиентов.
  
•  Как происходит процесс знакомства/общения с героями, с их семьями, с переселенцами? Все-таки нашому менталитету немного чуждо понятие психологической помощи, мне кажется, наши люди и до сих      пор с подозрением относятся к психологии?
•    Конечно, относятся с подозрением. У нас нет этой культуры в городе – психологической помощи, постоянной, вошедшей в привычный быт, вообще в стране – нет. Первое впечатление всегда – настороженность. Приходится бороться с заложенным стереотипом «мозгоправа», со страхом людей быть зомбированными. Это сложные конструкции, которые заложены у людей в головах и нам сложно с ними обходится. Но бороться с этим не стоит. Все придет само собой, когда будет время. Бойцы, переселенцы чувствуют искренность, заботы, участие и открываются, начинают доверять. На этом и строится в целом наша помощь.
• Вы утерждаете, что ребята нуждаются не только в профессиональной помощи, но и, в первую очередь, в нашей поддержке. Как это внушить людям? Как пересилить себя, что сказать? Поблагодарить или успокоить? Как не навредить?
• Нарисовать плакатик, подарить шоколадку, подарить на руку браслетик, талисманчик, оберег. И главное – не лезть в душу. Не надо задавать вопросов, соваться в травмирующую ситуацыю. Обнять, подарить цветы, торт. Очень сложно найти праивльные слова, нет никаких правильних слов. Обычная душевность, открытость, доброта, все от сердца, от души. Очень там помогают детские рисунки. Бойцы любят либо куколки-обереги, либо плетенные браслетки на руку – в патриотических тонах, славянские обереги. Их быстро разбирают – сколько не привезешь, всегда мало. Маленькие молитвеники очень хорошо разбирают. Очень любят подарочки. Не то, что необходимо, а какие-нибудь шоколадки, сюрпризики. Если мужчина взрослый, это не значит, что он не будет радоваться детским подаркам.
•  На какие проблемы жалуються в первую очередь? Как воспринимаются дети, которые находяться на занятих боевиками территориях? Как ребята реагируют на неприязнь со стороны жителей? И как – на симпатию?
•   Конечно, важна. Ребята  очень разочаровыаются, зляться,  мотиацию теряют от сильной агрессии. А она встречается. Сей час менше. Раньше нппонятно было за что, для кого и на каких услоиях. Окупантам всегда хуже, чем освободителям. Освободители всегда чувствуют свою правоту, піддержку, и это, кстати, снижает проявления посттравматического синдрома.
•  Как раз по поводу посттравматического синдрома. Недавно у вас была пресс-конференция, там вы сказали, что времени не хватает на работу с «посттравматом» - тога с чем же и как вы работаете? Что успеваете сделать и нас колько это помогает?
• Чем больше мы будем помогать сейчас, тем меньше будет проявлений посттравматического синдрома потом. Человек это сосуд, а его проблемы и потери – это камни. Без нужной  разгрузки и помощи, сосуд переполняется, раскалывается и разбивается. Мы, психологи, стараемся по мере возможности вовремя сосуд разгружать и снимать наиболее тяжелые камни. Соответственно, когда боец возвращается, он уже знает, куда обратиться за помощью, как помочь себе самостоятельно, знает, что его поддержат, что его ждут и что есть люди, которым не все равно. После определенной психологической помощи он более адаптирован к внешнему миру после военных действий. А что мы делаем  подразделениях, когда выезжаем в зону АТО – это психологическая разгрузка, эмоциональная. С посттравматическим синдромом мы не работаем, потому что официально его нет. Это клинический диагноз и он устанавливается уже через нескольком месяцев после окончания фактических военных действий, когда есть определенные медицинские предпосылки к этому. Этим термином мы сейчас оперируем в бытовом смысле.
• Вы как психолог скажите, откуда героизм? Бойцы регулярной армии, это еще понятно, там приказ, хотя их подвиг нельзя переоценить. Но вот с добровольцями совсем  другая история. Какие механизмы отвечают за геройство, самоотдачу? Тем более в нашем регионе, где, по сути, никогда не воспитывался патриотизм?
• Если патриотизм и мужетсво не воспитывались, это не значит что утрачены все их зачатки. Каждый здоровый человек любит свой дом. И он свой дом защищает. В мирное время защищает как минимум тем, что приносит зарплату и на нее семья живет какое-то время. Это защита, обеспечение безопасности. Те же механизмы работают и на фронте. Только теперь он защищает не какие-то высшие потребности, да, как по пирамиде маслоу, а потребности нисшие – жизнь, безопасность. Если высший патриотизм и не воспитывался – он только сейчас начинает зарождаться, то ценность дома присутствует и присутствовала всегда. И будет присутствоать. Второй момент – это братсто. Армия очень сплочает, она фактически эти чувства – братства и сплочения – развивает, формирует. Товарищи по подразделению буквально становятся самыми близкими людьми и подвести этих людей уже невозможно. Вся эта ответственность включает заложенные рессурсы. «Я должен», не от плохого «должен», а «должен» от этой внутренней, геройской части, что ли. Третий момент. Мужчина – это воин. У него это в зачаточном состоянии. Даже если он 20 лет проработал в офисе, у него это заложено – воинственность, агрессивность, осознание себя добытчиком. И как бы цинично это не прозвучало, война – это то место, где можно проявить героизм.                           
• Произошла ли у них переоценка жизненных ценностей? Какая?
• Конечно, они там переоценивают смысл жизни, если можно оперировать такими понятиями. В принципе, осмыливают, понимают ценность жизни – самой жизни, существования, а не ее выражения в материальных и повседневных вещах. Не дом, машина, красивая одежда, а тот факт, что ты живой – вот, что важно. И наше отношение к этим формальностям достаточно сильно осложняет их адаптацию. Он не может понять, как здесь его могут оценивать по норковой  шубе, к примеру. У него ее нет, но он вчера вытащил товарища из-под обстрела, и они оба выжили.
• Как справляться, когда твои близкие – там? Большая психологическая проблема ведь и  перед теми, кто ждет и уж тем болем перед теми, кто не дождался.
• Я бы порекомендовала читать. Сейчас очень много в Интернете статей о том, как разговаривать с бойцом, как всчтречать, как себя вести. И как разгружать себя, свои мысли, не доводить себя до стресса или как выходить из стресового состояния.Если все это обобщить, я советую следующее, перове, перестать считать это ненормальным – то, что происходит с бойцом. Потому что все, что с ним происходит в  период адаптации и реабилитации – это нормально, как бы странно это не выглядело. Нормальная реакция живого человека на стресс. Это значит только то, что человеку тяжело. Нам главное не начать истерить, не нервничать, не надоедать разговорами и вопросами. Тем более скандалами, ссорами. Не лезть в душу. Обязательно соблюдать режим питания, хороший сон, внимание и обеспечение безопасности – бытовой. Все. Любовь, поддержка – это подразумевается. И контролировать свои реакции. А дальше уже сердце подскажет. Своей нервозностью мы все ухудшаем. Наш девиз – полное спокойствие и терпение. Не грузить домашними проблемами, решать их своими силами, по мере возможности. Тем более, когда мы говорим о бойцах, которые находятся  в зоне боевых действий. Не надо думать, что это помогает. Это отвлекает, он думает, как плохо у вас, или как помочь, теряет бдительность и это влечет самые ужасные последствия.
  

У меня только один совет для тех, кто хочет оставаться на плаву и со здоровими нервами: это – нераспространение паники – не внутри себя, не снаружи. И большая просьба – не смотреть, не читать новости. В большом количестве. Ограничиать себя, просто таки физически, от чтения ноостей. Чтобы быть в курсе достаточно читать заголовки. Мы не знаем всей правды – и никогда не узнаем. А информационное поле засоряется, появляются негативные эмоции, паника. Очень многие люди сидят на антидепресантах и ничего хорошого в этом нет. Ограничивайте чтение негативной информации. Кроме того, любую информацию надо проверять и сильно не доверяла. Во-первых, очень много паникеров, паникеров по своему характеру, а может и специально засланных – провокаторов. На самом  деле, все не так плохо. И любую информацию, любые домыслы писать надо с целью решить вопрос, а не добавить всем нервозности. Я бы все новости делила на 8 частей и не верила бы даже той восьмой части. Хотите помочь, берите и помогайте. Не надо сеять панику.